Бог-Император Дюны - Страница 16

Все еще обращаясь внутрь себя, Лито сказал: «Но дух не мертв. Технология вскармливает анархию. Она наугад распределяет такие орудия. Ими она провоцирует на насилие. Способности изготовлять и использовать устройства, предназначенные для жестокого разрушения, неизбежно переходят в руки все меньших и меньших групп, пока наконец не становятся доступными для отдельной личности.»

Монео вернулся на свое место перед Лито, небрежно держа в правой руке разряженный лазерный пистолет.

— На Парели и на планетах Дана идут разговоры о еще одной священной войне против подобных вещей.

Монео приподнял лазерный пистолет и улыбнулся, показывая тем, что понимает парадокс таких пустых мечтаний.

Лито закрыл глаза. Многочисленные жизни-памяти внутри него хотели поспорить, но он заставил их замолчать, подумав: «Джихады создают армии. Бутлерианский Джихад пытался очистить наш космос от машин, которые подражают уму человека. Бутлерианцы оставили армию в своем кильватере, а икшиацы все так же производят сомнительные устройства… за что я им благодарен. Что подлежит проклятию? Идеология разрушения — и неважно, какие инструменты при этом используются.»

— Это произошло, — пробормотал он.

— Владыка?

Лито открыл глаза.

— Я удалюсь в свою башню, — сказал он. — Мне нужно много времени, чтобы оплакать своего Данкана. — Новый уже на пути сюда, — сказал Монео.

~ ~ ~

Ты, первый, кто по меньшей мере за четыре тысячи лет встретится с моими хрониками, остерегайся. Не считай за честь свое первенство в чтении откровений моего икшианского хранилища. Ты найдешь в этом много боли. Я никогда не заглядывал за пределы этих четырех тысячелетий, разве что кидал беглый взгляд, дабы убедиться, что моя Золотая Тропа цела. Отсюда, я не уверен, что могут означать для твоих времен события, описанные в моих дневниках. Знаю лишь, что мои дневники преданы забвению, и что события, мною описываемые, наверняка дошли до тебя через многие эпохи в искаженном виде. Уверяю тебя, способность видеть наше будущее может стать источником скуки. Крайне докучливым может стать даже, когда тебя почитают за бога — как определенно почитали меня. Мне не раз приходило в голову, что святая скука — вполне подходящий и достаточный повод для изобретения свободы воли.

Надпись на хранилище в Дар-эс-Балате

Я — Данкан Айдахо.

Вот почти все, что ему хотелось знать наверняка. Ему не нравились объяснения тлейлаксанцев, их истории, но, с другой стороны, Тлейлакса всегда страшились. Не доверяли ему и страшились.

Они доставили его на эту планету на небольшом челночном корабле Космического Союза. Прибыли они, когда зеленое полыхание показавшейся из-за горизонта солнечной короны начинало развеивать сумерки, а корабль их в это время погружался в тень. Космопорт выглядел совсем не таким, каким Данкан его помнил: теперь он был больше, и окружен странными строениями.

— Ты уверен, что это Дюна? — спросил Данкан.

— Ракис, — поправил его тлейлаксанский сопровождающий.

Его доставили в наглухо закрытом наземном автомобиле в это здание где-то в городе, который они называли Онн, произнося «н» со странно гнусавым выговором. Комната, в которой теперь они его оставили, была приблизительно в три квадратных метра площадью, кубической формы. Нигде не было видно глоуглобов, но комната полнилась теплым желтым светом.

«Я — гхола», — сказал он себе.

Это было для него шоком, но он вынужден был в это поверить. Обнаружить, что ты жив, когда знаешь, что умер — уже само по себе достаточное доказательство. Тлейлакс взял клетки его мертвой плоти и превратил их в живой зачаток в одном из своих аксольтных чанов, затем, посредством процесса, который до сих пор заставлял Данкана ощущать себя чужаком внутри собственной плоти, этот зачаток был выпестован в полностью развившееся тело.

Он осмотрел это свое тело. Облачено в темно-коричневые брюки и куртку грубой вязки, раздражающую его кожу. На ногах у него сандалии. Вот практически все, что он получил кроме тела скаредность, достаточно говорившая о подлинном характере тлейлаксанцев.

Комната пуста и не обставлена. Его ввели сюда через единственную дверь, у которой не было ручки изнутри. Он поглядел на потолок, оглядел стены, затем поглядел на дверь. Несмотря на безликость этого места, он чувствовал, что за ним наблюдают.

— За тобой придут женщины из императорской гвардии, — сказали они ему, а затем удалились, лукаво переглядываясь между собой.

— Женщины императорской гвардии?

Тлейлаксанские сопровождающие находили садистскую радость в том, чтобы демонстрировать ему свои способности менять форму. Он не знал, какую форму примет в следующую минуту их пластичная и текучая плоть.

«Проклятые Лицевые Танцоры!»

Зная о нем абсолютно все, они, конечно, знали, насколько ему отвратительны эти Меняющие Форму.

Чему можно верить, если это исходит от Лицевых Танцоров? Очень немногому. Можно ли верить хоть одному их слову?

«Мое имя. Я знаю мое имя.»

С ним были его воспоминания. Они шоком вернули в него осознание собственной личности. Считалось, будто нельзя ввести в гхолу осознание его прежнего «я». Но тлейлаксанцы это осуществили, и он вынужден был верить, потому что понимал, как это было сделано.

В начале, как он помнил, он был полностью сформировавшимся гхолой, взрослой плотью, без имени и без воспоминаний дощечкой со стертым текстом, на которой тлейлаксанцы могли писать почти все, что им было угодно.