— Ты говоришь загадками!
— Я говорю сконцентрированными наблюдениями, которые рассказывают мне, что миролюбивая поза — это поза побежденного. Это поза жертвы. Жертвы накликают на себя агрессию.
— Твое чертово насильственное спокойствие! Что оно приносит хорошего?
— Если нет врага, враг должен быть изобретен. Военная сила, которой отказывают во внешней мишени, всегда обращается против своих собственных граждан.
— В чем твоя игра?
— Я видоизменяю и смиряю человеческую страсть воевать.
— Люди не хотят войны.
— Они хотят хаоса. Война является наиболее легкодоступной формой хаоса.
— Я ни во что это не верю! Ты играешь свою собственную опасную игру.
— В очень опасную. Я обращаюсь к самым древним источникам человеческого поведения, чтобы изменить их направление. Опасность в том, что я могу подавить силы человеческого выживания. Но, уверяю тебя, Золотая Тропа сохраняется.
— Ты не подавил противоречий!
— Я рассеиваю скопление энергии в одном месте и направляю ее в другое место. То, что не можешь подчинить, превращаешь в источник энергии.
— Что удерживает твою женскую армию от того, чтобы совершить переворот?
— Я их вождь.
Глядя теперь на скопление женщин в этом огромном зале, Айдахо не мог отрицать, что женщины беспрекословно верят своему вождю. Он видел также, что частично их преклонение обращено на его собственную персону. Искушение так его и притягивало — все, чего он ни захочет от них… чего ни захочет! Потенциальная сила толпы в огромном зале обладала взрывными свойствами. Осознание этого заставило его глубже вдуматься в сказанное Лито.
Лито говорил что-то о взрывающемся насилии. Как раз вид безмолвно молящихся женщин и воскресил в памяти Айдахо слова Лито:
— Мужчины уязвимы для классовых пристрастий. Они творят разделенное на слои общество. Такое общество является открытым приглашением к насилию. Оно не распадается на части. Оно взрывается.
— Женщины никогда этого не делают?
— Нет, если только они не находятся почти в полном подчинении мужчин, или не действуют по внушенной им модели мужского поведения.
— Не могут быть два пола настолько различны!
— И все же, так и есть. Женщины сплачиваются на основе своего пола, и эта основа превосходит и классы, и касты. Вот почему я позволяю моим женщинам держать бразды правления.
Айдахо был вынужден согласиться, что эти молящиеся женщины оправдывают слова Лито.
«Какую часть этой силы он передаст в мои руки?»
Искушение было чудовищным! Айдахо обнаружил, что оно заставляет его трепетать. С леденящей резкостью он понял, что в этом и есть несомненный умысел Лито — «Подвергнуть меня искушению!»
Женщины в огромном зале завершили свою молитву, подняли взоры на Лито. Айдахо почувствовал, что он никогда прежде не видел такого восторга в человеческих лицах — это был даже не сексуальный экстаз, не торжество победителей в битве — всему, что ему только доводилось видеть, очень далеко до этого напряженного обожания.
— Рядом со мной стоит сегодня Данкан Айдахо, — сказал Лито. Данкан здесь, чтобы принести присягу верности, которую услышат все. Данкан?
У Айдахо обожгло ледяным холодом все внутри. Лито предоставлял ему простой выбор: ПОКЛЯНИСЬ В ВЕРНОСТИ Богу-ИмператорУ ИЛИ УМРИ!
«Если я стану насмехаться, увиливать, или как то возражать, эти женщины собственными руками меня убьют.»
В Айдахо вспыхнул глубокий гнев. Он сглотнул, прокашлялся, затем сказал:
— Пусть никто не спрашивает меня о моей верности. Я верен Атридесам.
Он услышал, как его собственный голос, усиленный икшианским устройством в тележке Лито, громоподобно разнесся по всему помещению.
Эффект поразил Айдахо.
— Мы причастны! — завопили женщины. — Мы причастны! Мы причастны!
— Мы причастны, — сказал Лито.
Молоденькие курсантки-Рыбословши, заметные их короткими зелеными одеждами, хлынули в зал со всех сторон, узелочки маленьких вихрей среди обожающе смотрящих лиц. Каждая курсантка несла поднос, доверху нагруженный крохотными коричневыми облатками. Подносы двигались сквозь толпу, руки вздымались волнами и признательно схватывали по облатке волнообразный танец рук. Каждая рука взяла по облатке и высоко ее подняла. Когда разносчицы подошли к выступу и подняли подносы перед Айдахо, Лито сказал:
— Возьми две и передай одну из них мне в руку.
Айдахо опустился на колени и взял две облатки. На ощупь они были жесткими и хрупкими. Он встал и аккуратно передал одну из них Лито.
Лито спросил громоподобным голосом:
— Выбрана ли новая гвардия?
— Да, Владыка! — завопили женщины.
— Храните ли вы мою веру?
— Да, Владыка!
— Идете ли вы Золотой Тропой!
— Да, Владыка!
Вибрация женских криков захлестнула Айдахо волнами шока, оглушив его.
— Причащаемся ли мы? — спросил Лито.
— Да, Владыка!
При этом ответе женщин, Лито швырнул облатку к себе в рот. Каждая из матерей, стоявших под выступом, чуть откусила от облатки, остальное положила в рот своему ребенку. Тесная огромная толпа Рыбословш, позади облаченных в белое женщин, опустила руки и съела свои облатки.
— Данкан, ешь свою облатку, — сказал Лито. Айдахо положил облатку в рот. Его тело гхолы не было приучено к спайсу, но все ощущения хранились в его памяти. Облатка была слегка горьковатой, с легким привкусом меланжа. От этого вкуса в сознании Айдахо пронеслись старые воспоминания — трапезы в сьетчах, пиршества в резиденции Атридесов… то, как запах спайса проникал повсюду в прежние дни.