Бог-Император Дюны - Страница 60

— Владыка, если мы…

— Смотри на меня! — приказал Лито.

Нунепи резко перевел взгляд на лицо Лито.

— Я говорю вам только сейчас, раз и навсегда, — сказал Лито. — У меня нет вообще сексуальных привычек. Никаких.

По лицу Нунепи заструился пот. Он глядел на Лито с неотрывной напряженностью попавшего в капкан животного. Когда Нунепи обрел, наконец, голос, тот не был больше тихим и подконтрольным инструментом дипломата, он стал дрожащим и перепуганным.

— Владыка, я… здесь должно быть ошибка…

— Тихо ты, тлейлаксанский наушник! — взревел Лито. — Я, метафорическое ответвление святого песчаного червя Шаи-Хулуда! Я, ваш Бог!

— Прости нас, Владыка, — прошептал Нунепи.

— Простить вас? — голос Лито был полон сладкой рассудительности. — Конечно, я вас прощаю. Такова доля вашего Бога. Ваше преступление прощено. Однако, ваша глупость заслуживает воздаяния.

— Владыка, если б я мог лишь…

— Тихо! На это десятилетие Тлейлаксу отменяются спайсовые нормы. Вы не получите ничего. Что до тебя лично, то мои Рыбословши сейчас отведут тебя на площадь.

Две дюжие стражницы подошли и схватили Нунепи за руки. Затем они поглядели на Лито в ожидании его указаний.

— На площади сдерите с него одежду. Он должен быть публично выпорот, пятьдесят ударов кнутом, — распорядился Лито.

Нунепи рвался, пытаясь освободиться из державших его крепких рук, на лице его отражался ужас, смешанный с яростью.

— Владыка, напоминаю Тебе, что я посол…

— Ты обычный преступник, — с тобой и следует поступать, как с преступником, — Лито кивнул стражницам, и те поволокли Нунепи прочь.

— Я бы хотел, чтобы они тебя убили! — в ярости заорал Нунепи.

— Я бы хотел…

— Кто? — окликнул его Лито. — Кто, ты бы хотел, чтоб меня убил? Разве ты не знаешь, что меня нельзя убить?

Стражи выволокли Нунепи из помещения, а тот все продолжал бушевать:

— Я не виновен! Я не виновен! — его протесты смолкли вдали. Айдахо близко наклонился к Лито.

— Да, Данкан? — спросил Лито.

— Государь, в результате этого все послы будут в страхе.

— Да. Я дам им урок ответственности.

— Государь?

— Точно так же, как в армии, соучастие в заговоре освобождает людей от чувства личной ответственности.

— Но это вызовет волнение, Государь. Лучше мне выставить дополнительную охрану.

— Ни одного дополнительного охранника!

— Но ты навлекаешь…

— Я навлекаю немножко военной чепухи.

— Это именно то, что я…

— Данкан, я учитель. Запомни это. Через повторение, я добиваюсь усвоения урока.

— Какого урока?

— Полностью самоубийственной природы военной дурости.

— Государь, я не…

— Данкан, посмотри на этого безмозглого Нунепи. В нем сама суть этого урока.

— Да простит мою тупость, Государь, но я не понимаю того, что Ты сказал о военной…

— Военные убеждены, будто, рискуя жизнью, они тем самым покупают право чинить любое насилие над врагом, какое им заблагорассудится. У них менталитет захватчиков. Нунепи не считает себя ответственным за что угодно, сделанное против чужих.

Айдахо посмотрел на вход в палату, через который стражницы выволокли Нунепи.

— Он попытался и проиграл, Владыка.

— Но он отсек от себя узы прошлого и возражает против того, чтобы уплатить свою цену.

— Для своего народа — он патриот.

— А каким он видит самого себя, Данкан? Инструментом истории.

Айдахо понизил голос и еще ближе наклонился к Лито.

— В чем же Ты другой, государь?

Лито хихикнул.

— Ах, Данкан, как же мне нравится твоя проницательность. Ты заметил, что я — совершенно чужой. Не гадаешь ли ты, возможно ли мне оказаться среди проигравших?

— Эта мысль приходила мне на ум.

— Даже проигравшие могут задрапироваться в гордую мантию «прошлого», мой старый друг.

— И ты с Нунепи в этом одинаковы?

— Воинствующие миссионерские религии могут разделять эту иллюзию «гордого прошлого», но не многие понимают главную опасность для человечества, а именно — ложное чувство свободы от ответственности за свои собственные действия.

— Это странные слова, Владыка. Как мне следует их понимать?

— Их смысл в том, что в них сказано. Разве ты не способен слушать?

— У меня есть уши, Владыка!

— Да, правда? Мне их не видно.

— Вот, государь. Вот и вот! — Айдахо указал на свои уши,

— Но они не слышат. А значит у тебя нет таких ушей, чтобы слышать.

— Ты шутишь надо мной, Государь?

— Имеющий уши, да услышит, верно? То, что существует, не может быть превращено само в себя, поскольку это уже существует. Быть — значит быть.

— Твои странные слова…

— Всего лишь слова. Я их произнес. Они улетели. Никто их не слышал, следовательно они не существуют. Раз они больше не существуют, то, может быть, их можно сделать существующими и тогда, может быть, их кто-нибудь да расслышит.

— Почему ты поднимаешь меня на смех, Государь?

— Я не поднимаю тебя ни на что, кроме слов. Я делаю это без страха оскорбить тебя, потому что я уже усвоил, что у тебя нет ушей.

— Я не понимаю тебя, Государь.

— С этого начинаются знания: с открытия, что есть что-то, чего мы не понимаем.

До того, как Айдахо успел ответить, Лито подал знак рукой стоявшей рядом стражнице, та махнула стоящим перед кристаллиновой контрольной панелью на стене позади помоста Бога-Императора. В центре палаты возникло трехмерное изображение наказания Нунепи.

Айдахо сошел с помоста на пол палаты и с близкого расстояния воззрился на эту сцену. Она транслировалась с небольшого возвышения, смотрящего на площадь; доносился шум огромной толпы, сбежавшейся при первых признаках суматохи поглазеть на зрелище.